Богословие свободы

Богословие, в отличие, например, от философии, излагать как некое систематическое учение бессмысленно. Не потому, что в нем нет целостной системы взглядов и понятий. Напротив, без такой системы никакое богословие невозможно. Но богословие рождается не из рассуждений и не из экспериментов, а из жизни. А жизнь штука продолжающаяся и изменяющаяся. Сегодня в ней актуально совсем не то, что было таковым сотни, а тем более тысячи лет назад. Предыдущее не отменяется, а просто отходит на второй план, уступая место более на сегодняшний день важному. Например в IV веке был исключительно важен догмат о единосущии. Тогда он позволил церкви отмежеваться от арианства. Сейчас автор этих строк за 18 лет жизни в церкви не встретил ни одного живого арианина. Подозреваю, что их и не существует. А если так, то этот догмат значение свое сохранил лишь в историческом плане, но не в богословском. Хотя конечно истинности своей не утратил.

Так что прошу не обращать внимания на некоторую эклектичность нижеследующего текста. Он касается многих тем, но отнюдь не исчерпывает их. Важны здесь не сами сведения по множеству вопросов от биологии до истории, а христианское отношение к ним. Впрочем, и отношение это может быть различным. Главная моя мысль в том, что все это в Церкви допустимо, нормально и вполне церковно. Что бы там некоторые ни говорили.

1.Вера и неверие

Всего несколько столетий назад вера человека однозначно определялась его религиозной принадлежностью. Перемена веры, что случалась нечасто, сопровождалась переходом в другую религию или конфессию, а иногда и следовала за таковым. В наше время вера очень слабо коррелирует с принадлежностью человека к той или иной религиозной организации. Люди, весьма близкие по духу и по вере, могут принадлежать к разным конфессиям и даже религиям. Мне, например, весьма близок Ганди, хотя он не был христианином. В то же время, в одной поместной церкви могут состоять люди, которых трудно назвать единоверцами. Более того, недавние опросы показали, что не так уж мало россиян считают себя православными, но в Бога не верят. Попробуем для начала разобрать основания такого неверия.

1.1.Атеизм

Пожалуй, самой агрессивной в своих миссионерских притязаниях из мировых религий в наше время является атеизм. Его адепты претендуют на то, что их система взглядов вообще не является религией. Однако, их вера в то, что Бога нет, – вполне религиозная вера. Никаких доказательств этого тезиса, выдерживающих хотя бы самую примитивную критику, они предъявить не могут. Чаще всего они опровергают существование такого «бога», в которого ни один здравомыслящий человек никогда и не верил. Последним же аргументом, как правило, является то, что доказывать надо лишь существование чего-либо. А несуществование, поскольку не доказано обратное, является само собой разумеющимся, в силу принципа Оккама. Ошибочность этого аргумента хорошо видна на простом примере –несуществование мирового эфира Майкельсону и пр. пришлось доказывать с помощью весьма непростых экспериментов¹.

Атеизм очень удобен. Он льстит человеку, делает его полновластным хозяином всего мира. Если Бога нет, то нет и никого, кто стоял бы над человеком, кто мог бы указать ему, что хорошо, а что плохо. Атеист определяет это сам, по своему произволу. Это не значит, что непременно неправильно. Но критерий истины для атеиста – он сам. Нравственный закон внутри себя он считает не даром свыше, а частью себя самого. А следовательно и себя ставит выше этого закона. Что позволяет ему как прислушиваться к нему, так и игнорировать, смотря по обстоятельствам.

Особенно же забавны претензии атеистов на относительную новизну своих идей. Они приписывают их открытие французским просветителям XVIII века. Тогда как этому «открытию» уже не менее 3000 лет. Атеисты были и в древнем Египте и в Вавилоне и в античной Греции. Только всерьез к ним не относились. Даже в Библии в 13-м псалме говорится: «Рече безумен в сердце своем несть Бог». Что в переводе означает: «Подумал дурак, что Бога нет».

1.2.Агностицизм

С атеистами иногда путают агностиков. Однако последние вовсе не утверждают, что Бога нет. Они придерживаются в этом вопросе строго научного подхода. Раз нет доказательств как существования Бога, так и Его несуществовования, значит определенного ответа на этот вопрос дать нельзя. «Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе – науке это неизвестно». Однако и здесь скрыта подмена. Бог, в отличие от жизни на Марсе имеет самое непосредственное отношение к нашей жизни. Речь ведь не столько о том, существует Он или нет. А о том, как нам жить: как хочется или как лучше. И что считать Истиной: свое мнение о ней, пусть даже разделяемое большинством, или единственное мнение – Божие. И кем считать себя: самовластными хозяевами всего, что имеется в нашем распоряжении или служителями Божьими, которым все это вверено в управление. На все эти вопросы агностицизм не дает никакого ответа, фактически примыкая тем самым к атеизму. Это уход от проблемы, подмена ее другой.

1.3.Пофигизм

Однако, агностицизм это все-таки для интеллектуалов. Большинство наших соотечественников, к сожалению, вообще не считает нужным задумываться на эту тему, как-то рефлектировать свой духовный опыт. Строго говоря, этих людей даже нельзя назвать неверующими. Но и верующими тем более. Эта позиция самая неуязвимая. В ней нет никакой логической ошибки. Пофигисты (будем их так называть) отвергают не те или иные богословские идеи, а богословие как таковое. Они искренне не понимают разницы между вопросами о существовании Бога и о существовании жизни на Марсе. Человек, пытающийся строить свою духовную жизнь в соответствии с какими-то принципами, а тем более верой, вызывает у них недоумение, неприятие, иногда даже раздражение. Любой факт или поступок они оценивают лишь с точки зрения его полезности. Не обязательно для себя лично, иногда для своей семьи, своей корпорации, своего народа и пр. Никакое представление о высшем Благе, несоизмеримо более ценном, чем любое личное, корпоративное или даже национальное благополучие, им недоступно в принципе.

И все же, позвольте отнести религиозных пофигистов к неверующим. Поскольку в жизни своей они, как и все прочие неверующие, ориентируются и опираются на себя, своих и свое, а не на то, что нам дано свыше.

1.4.Проблема зла

Впрочем, встречаются и такие неверующие, которые и хотели бы верить, но им что-то мешает. Чаще всего мешает так называемая проблема зла. Она известна давно. Суть ее в следующем. Поскольку в мире постоянно совершается очень много всякого зла, причем весьма агрессивного и отвратительного, то Бог, если Он существует, либо не всеблаг (если Он сознательно это попускает), либо не всесилен (если не в силах этому противостоять), либо не всеведущ (если не знает об этом). Поскольку все эти три «не» несовместимы с представлением о Боге, вывод остается один – Бога нет. К сожалению, эта проблема отвращает от веры весьма многих. Причем наиболее действенен в этом отношении даже не логический, как здесь изложено, а эмоциональный ее аспект: «Где же был твой Бог, когда…» и следуют примеры всевозможных зверств. Многие верующие считают эту проблему неразрешимой. Они то знают, что Бог есть, а вот вроде как доказательство. Она действительно неразрешима, если пытаться опровергнуть это «доказательство» логически. Логической ошибки в нем действительно нет. Его ошибочность в том, что оно латентно приписывает Богу нашу человеческую систему ценностей. Свобода в этой системе занимает весьма скромное место. Мы готовы ею пожертвовать ради того, чтобы лишить соседа возможности творить зло. Ведь очевидно, что лишение человека такой возможности есть фактически принуждение к добру, а значит и лишение Свободы. А для Бога не так. Нашу Свободу Он ценит столь высоко, что ради нее готов терпеть все наши безобразия. Более подробно о Свободе и связанных с нею проблемах будет сказано ниже.

2.Вера и знание

Многим² обрести веру мешает путаница между верой и знанием. Между тем, это понятия абсолютно разные. Иной говорит: «Докажи мне, и я поверю». Ну, не бессмыслица ли? Ведь если нечто доказано, то это уже не вера, а знание. Можно конечно попробовать опровергнуть доказательство. Но это будет лишь сомнение в истинности знания. Вера тут, опять же, не при чем. Сочиняющий доказательства бытия Божия, а тем более требующий такого доказательства, не понимает, чего хочет. Ведь всякое доказательство в принципе может быть опровергнуто. И с весьма многими научными доказательствами такое случалось. Например атом долгое время считался в принципе неделимой частицей. А органические вещества считалось абсолютно невозможным получить из минеральных. Даже масса тела считалась стопроцентно неизменной величиной до появления теории относительности.

Веру опровергнуть невозможно. Ее можно утратить, это другой вопрос. Но даже очевидное неисполнение ожидаемого вовсе не обязательно ведет к такой утрате. Например, я каждое утро за полчаса до начала работы выхожу из дому и сажусь в метро. Это означает, что я верю в то, что метро за известное время доставит меня к месту назначения. Означает ли это, что метрополитен никогда не обманывал этих моих ожиданий? Бывало и не раз. Почему же я, тем не менее, в него верю? Потому что без веры мне не удастся добраться на работу. Если я откажусь от метро, мне придется поверить в автобус или еще какой-нибудь транспорт. Даже если я буду ходить пешком, это будет означать с моей стороны определенную веру. В данном случае в свои собственные силы.

Так и в любом деле. Всякое отвержение веры на самом деле означает веру во что-то другое. Утверждая свою веру в Бога, я утверждаю не то, что Он существует, и даже не то, что Он обладает теми или иными качествами, а то, что вера в Него лучше, чем вера в кого-либо или что-либо другое.

2.1.Происхождение мира

В свете вышеизложенного весьма примитивными выглядят попытки опровергнуть истины веры с помощью научных данных. В начале прошлого века были, как известно, весьма популярны диспуты между апологетами христианства и атеистами. Из которых первые апеллировали к Писанию, а вторые к науке. Особую остроту эти споры приобрели с появлением эволюционной теории происхождения видов. Излюбленный предмет этих споров – Шестоднев. В первой главе «Бытия» написано, что Бог сотворил мир за 6 дней. И если просуммировать приведенные в последующих главах сроки и сопоставить с историческими данными, выйдет, что все это происходило примерно 7,5 тысяч лет назад. В то же время, современные научные данные археологии, палеонтологии, геологии и пр. явственно указывают на существование живых существ, не говоря уже о минеральных породах, возраст которых на несколько порядков больше этой цифры. К сожалению, в ответ на это верующие нередко начинают доказывать, что написанное в Писании обладает бóльшим авторитетом, чем любые научные данные. Это недоразумение. Священное Писание не является текстом, составленным самим Богом. Его писали люди, хотя и по вдохновению Божию. Об устройстве окружающего мира эти люди не знали ничего, сверх того, что было известно их современникам. Библия вообще о другом, это духовная история человечества. Она повествует о том, как люди искали Бога и находили Его. И как Бог открывал им Себя по мере их поисков. Шестоднев же является поэтическим описанием сотворения мира. Что то, каким образом и когда именно мир сотворен, когда-нибудь может стать предметом научного исследования, 3000 лет назад и предположить не могли. Так что бытописатель вполне справедливо считал себя свободным описать это с помощью художественного образа. Смысл же этого образа в том, что мир не является случайным самопроизвольным образованием, но создан и устроен целенаправленно по единому плану. Вопрос же о том, произошло ли это за 6 дней или за миллионы лет, может быть предметом веры лишь до тех пор, пока человечество не располагает позитивным знанием по этому поводу. Это замечательно сформулировал А.К.Толстой в своем ответе главному российскому цензору на преследование учения Дарвина:

Отчего б не понемногу
Введены во бытие мы?
Иль не хочешь ли уж Богу
Ты предписывать приемы?

Способ, как творил Создатель,
Что считал он боле кстати,-
Знать не может Председатель
Комитета по печати.

Ограничивать так смело
Всесторонность Божьей власти
Ведь такое, Миша, дело
Пахнет ересью отчасти.

Кстати, о Дарвине. Нередко атеисты ссылаются на него как на своего главного апологета. Мол Дарвин доказал, что человек не сотворен Богом, а произошел от обезьяны. Между тем, Дарвин, как истинный ученый, ничего подобного не утверждал. Споры об эволюции начались еще задолго до его рождения – эволюционируют виды со временем или остаются неизменными? В этом вопросе Дарвин поставил жирную точку – доказал, что эволюционируют. Что в результате эволюции одного вида может образоваться другой вид, он высказал в качестве гипотезы. И уж совсем в гипотетическом плане он предположил, что не все существующие виды могли быть изначально созданы Богом, а некоторые образовались в результате эволюции других. Между тем сам факт творения Дарвин, несмотря на значительный кризис веры в зрелом возрасте³, никогда не подвергал сомнению. Даже свой главный труд «О происхождении видов» он закончил словами:

«Есть величие в этом воззрении, по которому жизнь с ее различными проявлениями Творец первоначально вдохнул в одну или ограниченное число форм; и между тем как наша планета продолжает вращаться согласно неизменным законам тяготения, из такого простого начала развилось и продолжает развиваться бесконечное число самых прекрасных и самых изумительных форм.»

2.2.Болезнь, смерть

Другим полем для столкновения веры и знания является подверженность человека различным заболеваниям, в том числе неизлечимым, а в конечном счете и его смертность. С точки зрения позитивного знания это легко объяснимо. Во всякой достаточно сложной системе может произойти сбой, что-то пойти не так, неправильно. Эти изменения порождают дальнейшие структурные сдвиги. И если у системы не находится каких-то сил (внутренних или внешних) для возвращения ее к нормальному функционированию, то система разрушается. Такая логика объясняет механизм болезни и смерти, но не их смысл. Ведь если Бог сотворил человека, зачем же Он сделал его подверженным всем этим неприятностям? Что это? Недоработка? Божья? Возможно ли такое? Нередко в ответ на это христиане начинают сочинять различные объяснения болезням и смерти – от наказания Божия до козней дьявола. Все это суть попытки найти черную кошку в темной комнате⁴. Простите за каламбур, но искать смысл в том, в чем смысла нет, занятие абсолютно бессмысленное. Все, что имеет начало, неизбежно имеет и конец. Даже Вселенная, в которой мы живем, будучи однажды сотворена, когда-нибудь прекратит свое существование. Всякая же вещь, сотворенная человеком, имеет свой срок службы. По окончании этого срока она, как правило, отправляется в утиль, где из нее делают новые вещи. Только особо ценные вещи сохраняются в музеях для памяти. В Божественной же Памяти сохраняются личности всех людей, живших когда-либо на Земле. Потому мы и верим в обещанное нам воскресение мертвых, что представляем его себе не как обращение естественных биологических процессов вспять, а как восстановление Богом по Памяти всего того в человеке, что этого заслуживает. Так что для христианина смерть это не конец жизни, а лишь переход в некое небытие в ожидании будущего воскресения. Поэтому смерть является трагедией лишь для язычников и атеистов. Для христианина это трудный, но важный этап в его жизни. Трудный потому, что человеку приходится расстаться со своим телом. Оно при всех случаях рано или поздно разрушается. Не потому, что кто-то специально насылает на него болезни. Оно просто исчерпывает свой ресурс, приходит в негодность.

Однако нередки случаи, когда ресурс еще отнюдь не исчерпан, а человек, тем не менее, впадает в болезнь или даже смерть. Вопрос тот же – что это? Наказание Божие? Чьи-то происки? Существ, обладающих осознанной свободной волей, в мире всего два – человек и Бог. Бог зла не творит. По определению. Тот, кто творит зло, не есть Бог. Значит только человек. Только наши грехи являются источником всего зла, какое есть в мире. В том числе преждевременных смертей и болезней. К сожалению, зло, таково его свойство, чаще всего вредит не тому, кто его совершает – грешит один, а страдает от этого другой. Потому то и совершают люди столько зла, что каждый надеется, что его это не коснется. И пока каждый не осознает свою ответственность за все мировое зло и не перестанет причинять его другим, этот процесс будет повторяться бесконечно.

2.3.Грехопадение

Впрочем, все это совершенно не дает вразумительного объяснения, почему люди причиняют друг другу столько зла. Ведь очевидно, что если бы они этого не делали, лучше было бы всем. Все дело в том, что зло агрессивно и заразно – распространяется подобно инфекции. Зараженный злом человек уже не воспринимает себя как часть человечества, напротив, противопоставляет себя другим. Он ищет блага только для себя, максимум для своих близких, Благо как объективная категория его вообще не интересует.

Заражение человечества этим недугом описано в Библии как Грехопадение⁵. Разумеется, мифо-поэтический язык этого отрывка может быть понят по-разному. Не отвергая прочих толкований, полагаю наиболее актуальным для нас сейчас следующее. Грехом, из-за которого человек оказался изгнанным из Рая, Писание называет вкушение плодов от «дерева Познания добра и зла». Ясно, что это символ. Но символ чего? Переводимое как «познание» еврейское слово «דַעַת» означает не рациональное уяснение чего-либо, а скорее его освоение. Таким образом, познать некий предмет в этом смысле означает не узнать, как он устроен, а научиться им пользоваться, его применять. Как же можно пользоваться «добром» и «злом»? Абсолютным Добром (объективным Благом), как и абсолютным Злом пользоваться невозможно. Это объективные категории, существующие независимо от нас. Ни один человек не может иметь на них никакого влияния. А вот относительным добром и относительным злом, которые один человек может причинить другому, пользоваться можно. Например можно поставить другого перед выбором: будешь поступать как я хочу, причиню тебе добро, а не будешь, причиню зло. Ясно, что такой подход представляет из себя ни что иное, как насилие одного человека над другим. Вот его то (насилия) освоение (познание) и привело человека из райского состояния в историческое⁶. Что и описано в Библии мифологически как вкушение плодов древа Познания. А если так, то только полное исключение насилия из жизни человечества может означать преодоление первородного греха и соответственно переход от исторического периода к метаисторическому.

3.Ортодоксия

Десятилетия гонений на веру сформировали в России особое к ней отношение. Несколько поколений выросли в условиях, когда верить можно было только тайно, никак свою веру не проявляя. Разумеется, передача веры была при этом крайне затруднена. Передавались внешние формы благочестия, обычаи, традиции и т.п. Когда появилась возможность верить открыто, оказалось, что к вере стремятся весьма многие, но лишь немногие понимают, что это такое. Авторитет людей, подвергнувшихся репрессиям за веру, побуждал многих искать способа приобщиться к той Силе, которая укрепляла их на эти подвиги. Однако часто это выливалось лишь во внешнее подражание. Передать же дух и смысл своей веры могли, к сожалению, единицы. Относительная же религиозная свобода 1990-х привела к тому, что многие обрели какую-то веру в самых разных религиозных движениях и организациях. Традиции же этих движений и организаций часто требуют не только жесткого отграничения своей веры от других, но и ограничения общения с их носителями. Так, уверовав во что-то одно, люди даже не интересуются, во что верят другие, считая все прочие веры заблуждениями. Такую позицию нельзя назвать ложной, скорее однобокой. В противовес этой однобокости возникло и противоположное течение – все религии равны, все ведут к одному Богу. Попробуем между этими двумя крайностями найти... Нет, не середину, с каким бы металлом ее ни ассоциировали, а Истину.

3.1.Почему именно христианство

Среди всех, существующих в мире, религий, культов и верований религии авраамитской традиции занимают особое место. Не по количеству последователей, разумеется. Это их тоже отличает, но это не главное. Все они – иудаизм, христианство и ислам – основаны на вере в Единого Бога. Но дело, опять же, не в количестве богов, а в принципиальном к Нему отношении и даже в содержании самого этого понятия. В язычестве, будем так называть все прочие религии и верования, бог это некая сила, абсолютно превышающая силу человеческую. Потому их и много. Ведь существование одной такой силы нисколько не исключает существования других таких же или даже еще сильнее. Язычник всегда ищет исполнения своего желания. Не получив в этом помощи от одного бога, он обратится к другому. Вера Авраама не такова. Ее Бог – Творец всего мира и всего, что в нем есть. Он не нуждается ни в чем, что мы могли бы Ему дать. Единственно, чем мы можем Его отблагодарить, – стараться быть такими, какими Он бы хотел нас видеть. Какими же? Впервые откровение об этом сформулировано в виде заповедей – соблюдай заповеди и будешь угоден Богу. На этом стоит иудаизм. Вся его последующая история есть история толкований и разъяснений, как в изменившихся обстоятельствах соблюдать ту или иную заповедь. Но с помощью заповедей и правил невозможно описать все. Нагромождение их порабощает человека, но не дает ему ключа к познанию самого Бога. Христос освободил нас от этой зависимости. Теперь мы сами через свою совесть можем быть руководимы Богом без всяких посредников. Правда, это требует постоянных духовных усилий. И возможно лишь сообща с другими, делающими то же. Иначе легко ошибиться и впасть в беззаконие и разврат, оказаться гораздо хуже тех, кто живет по заповедям. Что часто и случается. Потому то и возник в VII веке ислам, как возврат к вере Авраама, что о том, чтό есть христианство, люди судили по тому, каких христиан они вокруг себя видели. Решили, что уж лучше жить по заповедям, приспособив их к своим условиям жизни, чем такая «свобода».

3.2.Почему именно православие

Все первое тысячелетие своей истории церковь была едина. Различные разделения возникали нередко, но они так или иначе разрешались. Либо уврачеванием раскола, то есть достижением согласия, либо переходом части христиан в ту или иную ересь. Тут важно различать. Если одна часть церкви поссорилась с другой и их члены перестали признавать друг друга братьями, то это называется раскол. Ересь же возникает в том случае, если часть христиан не просто поссорилась с другими, но выпала из церкви совсем, так что их уже нельзя считать христианами. Признаком этого обычно являются те или иные искажения в богословии. Но, вопреки расхожему мнению, это лишь признак, а не суть ереси⁷.

Однако в XI веке произошел раскол, который не удалось разрешить до сих пор. Обе стороны считали правыми лишь себя и не стеснялись в средствах, обличая друг друга. Дело дошло до богословских разногласий и соответственно обвинений в ереси. Хотя повторяю, далеко не всякое, даже ошибочное, богословское суждение, отличное от общепринятого, является основанием для такого обвинения. В дальнейшем подобные расколы стали плодиться и преумножаться. Но главное, сама постановка вопроса об их еретичности потеряла смысл. Путаница, о которой уже говорилось в п.1, означает, что мы уже перестали отличать своих от чужих, христиан от тех, кому в праве называться христианином следует отказать. Мы стали считать христианами тех, кто правильно крещен, хотя абсолютное большинство еретиков были крещены абсолютно правильно. А еретиками тех, кто употребляет слова, чем-то отдаленно напоминающие слова известных еретиков, хотя это может быть просто недоразумение, попытка объяснить необъяснимое. Так что все христианские конфессии в той или иной мере православны и все в той или иной мере еретичны. Хотя конечно, мера эта у всех различна.

Тогда почему же именно православие? Преимуществом православной церкви оказалось то, что долгое время считалось ее недостатком – со времени окончания эпохи вселенских соборов догматические определения в ней более не принимались. Это сделало наше богословие несколько архаичным, трудным для понимания, а главное оторванным от жизни. Однако это же избавило православную догматику от целого ряда неудачных определений (как например, догмат о способности папы римского при определенных условиях изрекать бесспорные суждения), отменить которые еще труднее, чем принять. Так, я например, будучи православным, могу быть абсолютно не согласен с тем или иным определением собора моей поместной церкви, если считаю его неправильным. Католику это было бы гораздо сложнее. А вот протестанту наоборот, проще. У них, как правило, подобных проблем не возникает вовсе. Однако ради защиты права каждого на свои собственные богословские убеждения им пришлось пожертвовать тем мистическим единством, которое делает церковь не просто организацией или компанией единомышленников, а богочеловечеством – сообществом совершенно особого рода. О чем будет сказано ниже.

3.3.Бог в душе

Многие из выросших в условиях советских гонений на церковь с детства привыкли держать свою веру при себе, к такой латентной религиозности. Не имея никаких навыков церковной жизни, они, тем не менее, ощущают себя верующими, иногда даже православными. Унаследованная привычка скрывать свою веру для них уже не навязанная необходимость, а норма. К церкви такие люди относятся обычно даже не негативно, а индифферентно, полагая свои отношения с Богом своим личным, интимным делом. Вполне уважая такую религию, не могу, тем не менее, признать ее христианской. Христос тех, кто хотел стать Его последователем, приглашал оставить все и следовать за Ним. И тех, кто приходил и следовал, принимал в общину, ставшую впоследствии Церковью. А тех, кто не приходил и не следовал, с благословением отпускал восвояси. Так что отвергающий Церковь, христианином считаться не может. А вот что такое Церковь, что под ней подразумевать, об этом поговорим отдельно.

4.Церковь и мир

После падения СССР авторитет церкви в обществе был чрезвычайно высок. Даже мирянин, ведущий регулярную церковную жизнь, вызывал у большинства окружающих уважение, а главное массу заинтересованных вопросов, хотя чаще всего довольно примитивных. Теперь, к сожалению, усилиями многих христиан, а в особенности иерархов, это уже давно не так. Церковь уже не вызывает пиетета, а скорее споры и разногласия. Одни утверждают, что Церковь свята и непорочна, а другие в ответ указывают на массу возмутительнейших безобразий, творимых ее служителями. Тут мне придется выступить в роли раввина из старого еврейского анекдота, говорившего всем спорящим: «Ты прав». И тому, кто указывал на то, что из двоих, утверждающих прямо противоположное, оба правы быть не могут, говорил: «И ты тоже прав». Дело в том, что спорящие таким образом часто сами не замечают, что понимают под церковью абсолютно разные вещи.

4.1.Что есть Церковь

Единая Святая Соборная Апостольская Церковь, будем называть ее Церковью с большой буквы или Церковью Небесной, действительно свята и непорочна. Ее составляют все люди, как ныне здравствующие, так и отошедшие, которые считают Христа своим Господом. То есть для которых Его святая воля является абсолютным Законом, отменяющим любые человеческие законы и определения. А вот кто персонально является членом Церкви, а кто нет, доподлинно знает только Господь. Мы же можем об этом лишь догадываться. Впрочем, есть случаи достаточно бесспорные. Но есть и великое множество далеко не бесспорных. Ведь значение в данном случае имеет не столько то, что человек говорит, а тем более думает о своей вере, сколько то, как он поступает. А поведение человека может меняться от случая к случаю и, к сожалению, достаточно часто. Даже самые великие святые далеко не всегда и не во всем поступали безупречно. Так что вопрос о границах Церкви все-таки остается вопросом мистическим – тайной, которая окончательно раскроется лишь в конце времен.

Однако каждому христианину необходимо знать, является ли его собеседник ему братом во Христе или посторонним. Этот вопрос не может быть отложен, ответ на него необходим здесь и сейчас. Для этого существует канон (правило), определяющий границы церкви (с маленькой буквы), назовем ее церковью вселенской – сообщества людей, избравших Христа своим Господом. Вступление в это сообщество сопровождается определенным обрядом (на самом деле таинством), включающим отречение от прошлой жизни, принесение обетов верности Христу, символическое приобщение к Его смерти и воскресению и посвящение в Его служители, в члены Его народа. Вступивший в это сообщество и не отрекшийся от него считается (в значительной степени условно) христианином. Таковы канонические границы церкви. В церкви (в этом смысле) грех вполне возможен и даже, к сожалению, является вполне обычным делом. У всех членов церкви есть какие-то свои личные грехи, иногда даже весьма тяжкие. Но всякий такой грех абсолютно неверно считать грехом церкви. Это всегда грех против церкви со стороны одного из ее членов.

Кроме того существуют и определенные религиозные (церковные) организации (объединения), именуемые церквами или поместными церквами. Например, Русская Православная церковь. По идее все они считаются частями единой церкви вселенской. К сожалению, далеко не все они признают друг друга таковыми. Более того, практически во всех из них существуют правила, законы и обычаи, весьма отдаленно соотносящиеся с волей Божией, а иногда и прямо ей противоречащие. Как и любая человеческая организация, такая церковь подвержена кризисам и прочим проблемам. В отличие от первых двух, она в принципе может прекратить свое существование, что и не раз бывало в истории.

4.2.Устройство церкви

Об устройстве Церкви Небесной мы можем лишь догадываться. Такие догадки существуют. Одна из них, впрочем довольно архаичная, описана в средневековом трактате, приписываемом Дионисию Ареопагиту, «О Небесной Иерархии». Более продуктивной мне представляется более современная догадка, представляющая Церковь как иерархическую пирамиду, но пирамиду, перевернутую вверх дном. Вершиной такой пирамиды, то есть основанием Церкви является Христос, на нем утверждены апостолы, на них святые отцы и так далее. Таким образом, старшим в Церкви является тот, кто более других на себе несет.

Устройство вселенской церкви весьма многообразно. Представление будто вся церковь должна быть устроена единообразно (то есть отвержение всего, что не соответствует модели, принятой в одной из ее частей) является тяжким заблуждением, в пределе сектантством. Традиции, правила, формы богопочитания и пр., принятые в различных церковных сообществах могут весьма значительно отличаться друг от друга. Что абсолютно не мешает, вернее не должно мешать, их единству во Христе. Изначально церковь состояла из общин. Что и является для нее абсолютной нормой. Ничего более адекватного, более соответствующего самой природе церкви, чем христианские общины (не путать с территориальными, крестьянскими и иными общинами), церковь до сих пор не придумала. Однако, и иные церковные сообщества: приходы, епархии, монастыри, семинарии, христианские братства и пр., хотя и возникли позже, вполне могут быть частями вселенской церкви. Если только не считают церковью исключительно себя. Последнее немедленно превращает такое сообщество в секту.

Поместная церковь в нормальном случае является частью вселенской. Хотя, как уже упоминалось, нередки весьма досадные исключения. Собственно, поместная церковь и есть то, что видит нецерковный человек, глядя на церковь – структура, возглавляемая иерархом (в случае РПЦ патриархом), с разветвленной сетью своих учреждений по всей стране. Вопреки расхожему мнению членами поместной церкви являются отнюдь не только клирики. Просто всякий клирик всегда имеет в церкви определенное место служения, к которому он приписан. Для мирянина же принадлежность к поместной церкви, а тем более приходу всегда вопрос личного выбора. Даже регистрация прихожан (кто является членом данного прихода) ведется далеко не везде, а в РПЦ почти нигде.

Все это важно различать. Например, опуская пожертвования в копилку храма, нужно понимать, что ваши деньги идут не Церкви Небесной (ей они вообще не нужны) и даже не церкви вселенской, а одной из структурных единиц поместной церкви – приходу. А будут ли эти деньги использованы на благо вселенской церкви или пойдут, например, на мерседес для настоятеля, зависит от многих факторов, большинство из которых жертвователь, опускающий деньги никак проконтролировать не может. И наоборот. Если кто-то из иерархов от имени церкви делает недостойные христианина заявления, следует понимать, максимум, от кого он мог получить на это полномочия, это руководство (священноначалие) своей поместной церкви.

4.3.Власть в церкви

В Церкви не может быть иной власти, кроме власти любви. Однако, это утверждение, во избежание искаженного его понимания, требует некоторых оговорок. К сожалению, современный русский язык крайне неконкретен в терминологии. Многие слова в нем содержат множества различных понятий. Что, к еще большему сожалению, мы не всегда замечаем. Так что произнося одни и те же слова, часто приходится разъяснять, что имеется в виду. Это касается и слова «любовь» и слова «власть». Особенно первого. Под ним понимают что угодно, от секса до взаимоотношения Лиц Святой Троицы. В Церкви, говоря о любви к ближнему, подразумевают любовь жертвенную⁸. Если же кто позволяет себе больше, чем ближнему, тот этого ближнего не любит⁹. Любящим же может быть назван лишь тот, кто заинтересован в благе другого более, нежели в своем собственном.

Словом «власть» тоже называют весьма многое. Власть родителей над детьми, начальника над подчиненными, господина над рабом – суть явления совершенно разной природы. К тому же властью часто называют начальство или правительство, то есть людей, имеющих властные полномочия, а также сами эти полномочия, так или иначе им делегированные. Язык Нового Завета (греческий) более конкретен. Власть силовая, принуждающая к подчинению себе, называется в нем словом κράτος. Такая власть подобает светским правителям: царям, императорам, президентам. В церкви ей не место, как не место и подчинению. Поскольку то и другое есть различные аспекты насилия, что в принципе исключает любовь в вышеописанном смысле. Власть же, которая уместна и в церкви, называется другим словом εξουσία – позволение, возможность, право. Как правило, именно это слово синодальный перевод Библии передает как «власть». Вместо подчинения такой власти соответствует послушание, отличающееся от первого взаимным добровольным согласием¹⁰.

К сожалению, в практике многих поместных церквей (и РПЦ далеко не исключение) присутствует власть в совершенно неподобающем для церкви смысле. Иерархи требуют от нижестоящих клириков, а нередко и от мирян, беспрекословного подчинения, даже не всегда понимая принципиальное отличие его от послушания. Дошло до того, что в принятом недавно уставе РПЦ права архиерея расширены настолько, что превращают его фактически в единоличного хозяина всей епархии, не подотчетного и не подконтрольного никому. Однако, всякая церковная организация, в том числе поместная церковь, может считаться частью церкви вселенской лишь в той мере, в какой она живет по ее традициям и канонам. Так что если РПЦ, несмотря на все эти безобразия, до сих пор окончательно не превратилась в большую секту (а об этом мы можем свидетельствовать), то это может быть только благодаря присутствию в ней Христа.

4.4.Клерикализм

Нередко клерикализмом называют всякое повышение активности церкви по отношению к обществу: миссионерской, просветительской, благотворительной и т.д. Чаще всего такой взгляд встречается у атеистов. Это неверно. Понятие клерикализма возникло как раз в церковной среде. И означает оно совершенно еретическое (то есть искажающее истинное учение церкви) представление о том, будто клирики (отсюда и термин) имеют в церкви какие-то особые права, которых нет у мирян. Например, право совершать богослужения или участвовать в церковных соборах. На самом же деле, как очень подробно доказал замечательный русский богослов Н.П.Аксаков¹¹, совершение богослужений это не право, а обязанность клириков. Большинство богослужений, а в исключительных случаях и некоторые таинства могут совершать и одни миряне. Но клирики суть люди, специально на это поставленные. И хиротония (рукоположение) это не «передача благодати» (благодать невозможно передать, ее дает Бог), а поставление на служение. Причем на служение церкви, то есть народу божьему. Не господствуя над ним, но подавая пример¹². Да и в церковных соборах далеко не всегда участвовали одни епископы. Даже в истории русской церкви есть весьма плодотворные исключения¹³.

5.Церковь и государство

Проблема взаимоотношений церкви и государства заслуживает отдельной книги. И все же, совсем обойти ее здесь тоже нельзя. Церковь и государство – явления не просто принципиально разной, а несовместимой друг с другом природы. Государство есть аппарат насилия. Где нет насилия, нет государства. Для церкви никакое насилие категорически неприемлемо в принципе. К сожалению, обходиться без насилия человечество до сих пор не научилось. Поэтому заповедь Христа призывает нас не упразднить государство, но решительно отмежевать от него все, что так или иначе связано с Богом и с церковью: «отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу»¹⁴. Увы, этого призыва древние христиане не услышали или не поняли. А многие не слышат и теперь. Потому то история церковно-государственных отношений и сложилась столь трагично.

5.1.Возникновение государства (в библейской истории)

Первые, упоминаемые в Библии, государства – те же, что известны, как наиболее древние, исторической науке: Шумер и Египет. Каково же отношение к ним Писания? Из Шумера (Ура халдейского) происходит родоначальник всех верующих Авраам. Но его история, в результате которой он стал таким родоначальником, начинается с того, что он слышит призыв Божий выйти не только из самого Ура (метрополии), но и из шумерской провинции Харрана, где обосновался его отец¹⁵. Тут важно не забывать исторический контекст. Личностное самовосприятие человека возникло гораздо позже. В то время человек не осознавал себя иначе как частью своего сообщества или социума. Экстрадиция была практически равносильна смертной казни. Человек, добровольно покинувший свое сообщество, воспринимался как отщепенец. А вовсе ушедший за пределы империи (по тогдашним меркам Шумер можно считать империей) – как сумасшедший авантюрист. Тем не менее, поступок Авраама однозначно оценивается бытописателем и всей традицией как подвиг веры. Что было бы невозможно без крайне негативной оценки того государства, из которого Господь предписывает выйти.

Египет упоминается в Писании многократно и по разным поводам. В нем бывали и Авраам и многие его потомки, в том числе весьма длительное время, и даже новозаветное Святое Семейство. Но всякий раз Египет предстает как нечто чуждое, враждебное. В нем можно укрыться на какое-то время, но затем нужно непременно выйти. Длительное пребывание в нем оборачивается рабством. Сравнение Иерусалима в духовном отношении с Египтом¹⁶ еще, вроде бы, никому не приходило в голову толковать в позитивном смысле.

Особый вопрос – отношение ветхозаветного народа к своему государству. До некоторых пор этот народ обходился без такового, управлялся харизматическими вождями, действовавшими от имени Божьего. О государстве речь впервые заходит, когда старейшины Израиля просят пророка Самуила поставить им царя (1Цар.8:5). До сих пор монархисты ссылаются на этот текст, утверждая, что монархия есть установление Божие. Однако, ответ Божий на молитву о царе хорошо известен: «Послушай голоса народа во всем, что они говорят тебе; ибо не тебя они отвергли, но отвергли Меня, чтоб Я не царствовал над ними»¹⁷. Какое же это установление? Господь соглашается исполнить желание людей, хотя оно Ему не просто не нравится, но является предательством с их стороны. Соглашается потому, что такое решение оказывается наименьшим злом. Обходиться без власти люди оказались неспособны. В этом случае они впадают в полное беззаконие и беспредел. К сожалению, эта проблема остается актуальной до сих пор. Мы не можем упразднить государство или добиваться его упразднения. В этом случае вместо организованного ограниченного и управляемого насилия мы получили бы шквал насилия без всяких пределов. Но мы можем и обязаны добиваться ограничения и обуздания государственной власти. Чтобы она служила народу, а не народ ей.

5.2.Христос и государство

С проблемой власти церковь столкнулась с первых же моментов своей истории. Даже еще раньше, сам Христос столкнулся. И категорически отверг путь соединения власти любви и власти принуждающей¹⁸. Вместо этого Он стал проповедовать совершенно иное устройство общества – Царство Небесное. Этот евангельский образ в последующие века подвергся многочисленным искажениям и упрощениям. Одни до сих пор представляют его как нечто вполне приземленное. Полагают, что достаточно лишь что-то изменить в нашем обществе, принять правильные законы, и его вполне возможно осуществить в нашем мире. Другие же вообще понимают его исключительно духовно, никак не прилагая ни к каким общественным взаимоотношениям. В то же время, о Царстве Небесном в Евангелии сказано довольно много. Правда, в основном о том, как к нему придти. А о том, что оно из себя представляет, лишь намеками и образами. Видимо, у современников Христа просто не было подходящих терминов для его описания. Однако и из этих образов можно сделать некоторые выводы. Образ Царства Небесного в притчах Христа это всегда торжественный праздничный пир. Почему же именно пир? Если бы речь шла о рае, как это впоследствии было многими истолковано, то для этого есть (тогда уже существовал) другой образ – сад. Если бы Спаситель имел в виду какую-то особую близость к Богу, то наверное наиболее подходящим образом оказалось бы храмовое богослужение, в котором, однако, участвуют не одни священники, а все верные. А трапеза для ветхозаветного иудея это, в первую очередь, место общения. Место, где можно не только услышать ближнего, но и самому быть услышанным. А праздничный пир отличается от обычного не столько качеством пищи (это не главное), сколько размерами – это место общения многих, в идеале всех.

Так, те, кто говорит о принципиальной аполитичности Христа, в значительной степени лукавят. Тут все дело в том, что понимать под политикой. Христос действительно не вмешивался ни в какие политические разборки отдельных партий и группировок. Но это вовсе не значит, что Он был безразличен к общественному устройству. Напротив, принципиально иное общественное устройство и было главным содержанием Его проповеди. А вот «партию», которая бы не только проповедовала, но и явила миру это новое устройство, еще предстояло создать. И эта «партия» – Церковь.

5.3.Церковь и государство в Римской империи

Поначалу государство церковь попросту не замечало, считая христианство одним из ответвлений иудаизма. Но это продолжалось недолго, заметить пришлось. Одним из краеугольных камней власти Рима был государственный культ. Участие в нем считалось признаком лояльности императору. Единственным исключением были иудеи. Заставить их приносить жертвы римским богам римлянам так и не удалось. В конце концов, они с этим смирились, поскольку везде, корме Палестины (из которой евреев во II веке все-таки изгнали), евреи оставались небольшой замкнутой группой, не проявлявшей никаких признаков ни агрессии, ни миссионерской активности. Проповедь же Христа и апостолов, в особенности апостола Павла, была обращена к «граду и миру». К этому невозможно было оставаться равнодушным. Одних это приводило в церковь, других в стан ее непримиримых врагов. Простой бытовой неприязнью к христианам воспользовался еще Нерон, свалив на них вину за поджог Рима. Однако, уже Траян (рубеж I-II вв.) прямо называет их преступниками, которых нужно наказывать за одну лишь принадлежность к христианству¹⁹. К тому времени ко Христу уже обратились многие римляне, в том числе из высших сословий.

После этого еще более 200 лет шла борьба государства с церковью. Со стороны государства она принимала самые разнообразные формы – от тотальной войны на уничтожение до тонких провокаций, смотря по вкусу очередного императора. А со стороны церкви всегда одну – мирное ненасильственное, но и неотступное отстаивание своей правоты. Это стоило церкви множества жизней мучеников и искалеченных судеб исповедников, но привело ее к полной победе – к обращению самого императора. Однако эта победа вскоре обернулась для победителей тяжелейшим поражением на многие века, последствия которого мы расхлебываем до сих пор. Последовавший за этим период церковной истории обычно называют константиновским, связывая его начало с именем императора Константина Великого. Однако Константин лишь легализовал церковь, прекратил гонения на нее. Сам же он, оставаясь вплоть до смертного одра оглашаемым, старался более помогать церкви, чем вмешиваться в ее дела. Можно сказать, что он скорее сам был подвержен влиянию церкви, чем пытался влиять на нее.

А вот со стороны церкви многие такого искушения властью, к сожалению, не выдержали. К тому времени христианство уже было распространено по всей империи и включало множество весьма разнообразных традиций. Нередки были и ереси, отличать которые от вариаций христианства часто было непросто. И многие христиане, в том числе епископы, с легкостью поддались искушению призвать на помощь в этом деле императора. Он, разумеется, помог, как мог – отправил еретиков в изгнание. За что вскоре и получили той же монетой – еретики добились влияния при дворе и убедили императора вернуть их на свои кафедры, а в изгнание отправить православных. Так сами церковные иерархи втянули в свои разборки государственную власть, попав через это в тяжкую от нее зависимость. В конце того же IV века император Феодосий утвердил во всей империи христианство как государственную религию. Христианские догматы стали утверждаться императорскими эдиктами.

5.4.Церковь и государство в Византии

Особенно тяжело упомянутая зависимость сказалась на восточной части империи, где авторитетных центров христианского богословия было множество, и между ними была некоторая конкуренция, а государство еще долго сохраняло административное единство. Уже в VI веке основой церковно-государственных отношений становится идея Симфонии –согласия церковной и светской властей. Согласно этой теории, священство и царство суть дары Божьи, из которых первое заботится о божественных делах, а второе о человеческих, пребывая между собой в полном согласии (симфонии) на благо всех подданных. К сожалению, катастрофичность этого союза для церкви в то время не осознавалась практически никем. Напротив, он воспринимался как значительное достижение. А между тем, в результате этого союза государство получало от церкви санкцию на свою деятельность, то есть на насилие. Более того, насилие тем самым освящалось, получало статус божественного установления. Церковь же от государства могла получить только легализацию – позволение быть, отсутствие необходимости скрываться. Но главное, император теперь нередко оказывался судьей в церковных спорах. Поскольку епископам для успешного противостояния светской власти требовалось единство между собой, которого часто весьма непросто было достигнуть, а император был один и мог советоваться с кем хочет, а главное применять силу по своему усмотрению. В результате к концу византийского периода Симфония фактически выродилась в порабощение церкви. Церковные иерархи стали такими же чиновниками, как их светские коллеги. На их избрание все большее влияние оказывал административный ресурс светской власти.

5.5.Церковь и государство на Руси

Миссию, естественную потребность христианина делиться своей верой с другими, Византия активно использовала как инструмент внешней политики. Специальные миссионерские экспедиции посылались к варварским народам с целью обращения их в христианство. Многие миссионеры старались научить обращаемых жизни по Евангелию, но это всегда была лишь частная инициатива. Правительство, которое, как правило, и организовывало подобные мероприятия, было заинтересовано совсем в другом – учредить новую епархию и поставить туда своего епископа, подчиненного Константинополю. Одна из таких миссий (на самом деле все было несколько сложнее, но результат тот же²⁰) обратила в православие русского князя Владимира и его дружину. Поскольку к тому времени на Руси было уже немало христиан, перемена веры была воспринята в Киеве примерно так же, как и прочие нововведения князя – без сколько-нибудь серьезного сопротивления, но и без всеобщего одобрямса. Однако, если сам Владимир, пройдя серьезное оглашение, принял христианство вполне всерьез, то из его соотечественников последовали за ним в этом лишь немногие. Как говорил Н.С.Лесков, Русь была крещена, но не просвещена. Большинство лишь переменили предмет поклонения, а по сути своей остались язычниками. Так что ни новая вера, ни уговоры епископов, как правило, не мешали русским князьям вести между собой столь кровавые разборки, что даже на фоне феодальной Европы это казалось дикостью. Те немногие, кто старался воздерживаться от насилия, вскоре попадали в святцы²¹.

Не удивительно, что при первой же серьезной опасности Русь потеряла свою самостоятельность. Князья ненавидели друг друга настолько, что не только не объединились для борьбы с монгольским завоеванием, но нередко и использовали помощь завоевателей в борьбе друг с другом. Особая роль в этом Александра Невского историкам, в отличие от пропагандистов, также хорошо известна²². Вскоре вся политическая система Руси оказалась устроена по монгольскому принципу. Теперь князья должны были получать на свое княжение ярлык от хана в обмен на обязательство самостоятельно собирать со своего княжества дань и доставлять в орду. Малейшее подозрение в недостаточной лояльности (а настучать на соседа почиталось едва ли не за доблесть) и ярлык передавался другому. Так «противоестественный отбор» поднимал на вершины власти самых отъявленных негодяев и предателей.

Ничего не производящая, живущая лишь грабежами и завоеваниями орда быстро стала терять завоеванное. Однако понадобилось еще 250-300 лет, чтобы она ослабла настолько, что московские князья, выторговавшие себе великокняжеский ярлык, смогли избавиться от монгольской зависимости и стать самостоятельными правителями. Впрочем, систему управления они оставили прежнюю. Все ресурсы сверх нищенского минимума по прежнему отбирал у всех князь, а потом распределял, кому хотел. Однако для русской церкви этот период оказался временем едва ли не максимального за всю ее историю духовного подъема. Святые, подобные Андрею Рублеву и Сергию Радонежскому, бывали и в другие времена. Но почти никогда более они не пользовались таким авторитетом и влиянием при жизни. Народ реально потянулся к святости, хотя представление о ней имел весьма смутное. Даже грамотных людей, не говоря уже о каком-либо образовании, было ничтожное меньшинство. Фактически эта тяга вылилась в подражание тем, кого почитали духовными авторитетами, но подражание чисто внешнее. Именно в это время на Руси повсеместно утверждается Иерусалимский устав (гораздо более длинный и трудный для исполнения, чем прежний Студитский), многочисленные длительные и строгие посты и прочие подвиги. Изменение образа жизни, отказ от греховных страстей и привычек за этим следовали далеко не всегда. О понимании смысла соблюдаемых правил не было и речи.

Причудливым образом в Московском царстве возобновилась идея Симфонии. Византийский император, кем бы он ни был, всегда оставался лишь верховным чиновником²³. Он никогда не забывал (ему не позволяли забыть), что высшая власть на самом деле принадлежит Богу, а он лишь исполняет вверенную ему функцию. В праздничном богослужении император исполнял скромную роль свещеносца. Не раз бывало, что патриархи отлучали императоров от церкви. Русский же царь всегда был полновластным хозяином всея Руси. Единственная попытка поставить патриаршую власть выше царской была предпринята в XVII веке Никоном и закончилась полным крахом. За редчайшими исключениями, церковные иерархи всегда исполняли волю светской власти. А введением Петром I Духовного Регламента это оказалось даже узаконенным. Однако это привело к подчинению государству не церкви в целом, а лишь ее иерархии. Напротив, подчинение иерархов государству, их зависимость от него, а не от паствы, превратило их в особое сословие – духовенство, существенно отличающееся как по реалиям своей жизни, так и по своим интересам от большинства верующих. Так что вернее было бы говорить не о подчинении церкви государству, а об утрате церковью доверия к своей иерархии, в виду подчинения государству последней.

5.6.Церковная революция

Необходимость радикальных изменений в церковной жизни осознавалась в русской церкви многими задолго до падения монархии²⁴. Однако именно самодержавие до последнего своего часа препятствовало их осуществлению. После событий 1905 года синод наконец убедил Николая II в необходимости подготовки и проведения поместного собора, и 16 января 1906 года Император учредил Предсоборное Присутствие. Сводный доклад Присутствия был представлен Государю, он его изучил и 25 апреля 1907 года наложил на него резолюцию: «Собор пока не созывать». Это «пока» протянулось до 1917 года²⁵.

Краткий период истории Русской церкви между февральской революцией и октябрьским переворотом еще современниками был назван «церковной революцией»²⁶. В это время удалось наконец созвать давно готовившийся поместный собор - провести выборы, собрать делегатов и приступить к работе. Удалось также восстановить принадлежавшее Русской церкви патриаршество и избрать патриарха. Но главное, Духовный Регламент, превративший на 200 лет церковь в инструмент государственной политики, был отвергнут и впервые более чем за 1500 лет в церковную жизнь было возвращено выборное начало. По всей России проходили выборы настоятелей и прочих клириков, в ряде епархий прошли выборы архиереев²⁷. К сожалению, все это продолжалось очень недолго. За кратким периодом относительной свободы для церкви последовал длительный период невиданных с доконстантиновских времен гонений. Поместный Собор, едва приступив к работе в комиссиях, был разогнан большевиками. Многие клирики и активные миряне оказались репрессированы или расстреляны в ходе начавшейся кампании красного террора.

5.7.Церковь плененная

О гонениях на церковь в советский период написано очень много. Но еще больше не написано. Поскольку большую часть информации о преступлениях советской власти нынешняя власть до сих пор хранит в строгом секрете. Впрочем, многое удалось добыть и опубликовать в краткий период в начале 1990-х, когда режим секретности был несколько ослаблен. В своей патологической ненависти к Богу и Церкви²⁸ большевики не остановились даже перед истреблением значительной части русского народа ради уничтожения в нем веры²⁹. В результате многолетней последовательной политики погромов и опустошений к концу 1930-х гг. на всю страну осталось около 100 действующих храмов и всего 4 архиерея³⁰. Тем не менее, этот небольшой остаток, абсолютно не опасный для его власти, вынужденный постоянно лгать, что в СССР гонений на христиан нет, Сталин предпочел на всякий случай сохранить. И этот случай вскоре представился. Провал сталинского плана завоевания всего мира³¹ поставил его перед необходимостью как-то считаться в своих действиях с правительствами других стран. Для этого ему потребовалась некая структура, пользующаяся у них авторитетом, но при этом вполне подконтрольная. Тут то и родилась идея собрать все, что осталось от Русской церкви, И предав ей респектабельный вид, создать на ее основе «православный ватикан»³² – структуру, противостоящую католическому Ватикану, вполне сталинской диктатуре враждебному. Придание респектабельного вида вылилось не только в срочное «избрание» митр. Сергия в патриархи, но и в освобождение из заключения некоторых священнослужителей, открытие ряда храмов, семинарий и позволение издавать журнал. Ценою же этих послаблений оказался полный тотальный контроль за всею деятельностью церкви, включая ее кадровую политику. Надзор за церковью стал осуществлять через своих уполномоченных «совет по делам религий» фактически являвшийся подразделением КГБ. Без его санкции не могла состояться ни одна хиротония. Если бы эта система не давала иногда сбоев (и чем дальше, тем больше) у нас бы сейчас не было ни одного порядочного священника.

5.8.Освобождение

В 1991 году советская система рухнула. Вся система контроля и подавления церкви оказалась просто упразднена в одночасье. Однако годы чекистского контроля, хотя и не смогли изменить саму природу церкви (она все-таки осталась церковью), наложили на всю ее жизнь тяжелый отпечаток. Практически вся ее управленческая структура оказалась сформирована по чекистскому принципу – чем хуже, тем лучше. КГБ и в других областях, а в церкви тем более, продвигал лишь тех, на кого имелся достаточно серьезный компромат. Для них это было гарантией покорности человека, его зависимости от системы. Лишь совершивший преступление или как минимум тяжкий аморальный поступок, имел шансы в Советском Союзе стать епископом³³. Не написавший ни одного доноса исключительно редко поднимался выше дьякона. И вот, со всем этим «багажом» церковь оказалась... Нет, не свободна. Но предоставлена сама себе. Вот тут то и выяснилось, что Московская патриархия это одно, а церковь (в смысле церковный народ) совсем другое. И соотносятся они друг с другом не как пастыри и пасомые, а примерно как разные социальные классы с совершенно разными классовыми интересами. Народ тогда валом повалил в церковь, поскольку увидел в ней некое духовное начало, освободившееся (как и они тогда) от большевистского рабства. А большинство иерархов восприняли это как средство к обогащению и к обретению власти над людьми. Что всего за несколько лет фактически свело на нет все миссионерские усилия этой волны, приток людей в церковь почти прекратился, а отток увеличился многократно.

Воздержусь от прогнозов. Но без обретения подлинной Свободы, думаю, у РПЦ перспектив просто нет.

6.Свобода и освобождение

В древности, если о ком-то говорили, что он свободный, никаких дополнительных разъяснений, что имеется в виду, не требовалось. Свобода подразумевала определенный социальный статус, принципиально отличающийся от статуса раба. Теперь социальный институт рабства почти повсеместно упразднен. Однако это вовсе не значит, что все сделались свободными. Иногда рабство приходится «выдавливать по капле». Попытаемся же разобраться, что это такое.

6.1.Рабство и искупление

Один из фундаментальных принципов либертарианства – самопринадлежность человека: каждый принадлежит только самому себе и не может принадлежать никому другому. Казалось бы, это входит в непримиримое противоречие с верой. Ведь Господь, как известно, искупил нас из рабства³⁴, и теперь мы принадлежим Ему. Однако противоречие здесь кажущееся. Ведь даже классическое (античное) рабство предполагало возможность купившему раба предоставить ему свободу. Христианское учение об Искуплении именно и означает, что Господь не выкупает нас из рабства вещественным началам мира³⁵ в рабство Себе, но искупает нас из рабства вообще, дает нам Свободу³⁶. А это значит, что мы уже не рабы, а граждане. А гражданам, в отличие от рабов, не отдают распоряжения, что и как делать. Граждане сами отвечают за себя и за то, чем владеют или что им вверено.

Не убивай, не прелюбодействуй, не кради... – так говорят рабу. Нам же Господь говорит: «Ты свободен». И ждет, что мы теперь сами будем отвергать худое и избирать доброе, ибо мы научены этому. Потому то и будет на небесах более радости об одном человеке, который, несмотря на все свои грехи, избирает добро по любви к Добру, а не по приказу, чем о девяносто девяти праведниках, в точности исполняющих все предписания Закона³⁷.

6.2.Понятия свободы

Слово «свобода» в русском языке, как, к сожалению, и множество других слов³⁸, содержит не один определенный смысл, а несколько. Свободен ли человек, сидящий в тюрьме? А человек, совершивший преступление и скрывающийся от преследования? На первый взгляд очевидно, свободен второй, а первый нет. Но сидящий в тюрьме может поступать по совести, а скрывающийся вынужден идти с нею на компромисс. Ведь совесть наверняка посоветует ему сознаться в преступлении, понести заслуженное наказание, а затем продолжать жизнь честного гражданина. Но это значит перестать скрываться. И если он этого не делает, значит не может, то есть не свободен.

Ясно, что здесь речь идет о свободе в разном смысле. Внешняя, то есть определяемая обстоятельствами, свобода это возможность самому определять параметры своего поведения. Но здесь нужно сделать важную оговорку. Ведь и заключенные могут сами определить свое поведение. Например устроить бунт и перестать подчиняться распорядку. Но последствия... Следовательно внешняя свобода это возможность вести себя так как мы сами считаем нужным без каких-то слишком уж нежелательных для себя последствий. Но и тут мы попадаем в ловушку. Ведь ни чем не ограничивая себя в своем поведении мы можем причинять неудобства или даже вред другим, нарушать их свободу. Таким образом, абсолютная свобода такого рода ни в каком человеческом обществе невозможна. А вне общества? Свободен ли Робинзон, находящийся на необитаемом острове? Ведь он вынужден постоянно трудиться, добывая себе пропитание, обустраивая жилище и так далее. И если он не будет всего этого делать, негативные последствия не заставят себя ждать. Даже император династии Цин, который мог отдать любой приказ любому жителю Поднебесной (и тот обязан был его выполнить), был определенным образом ограничен в своих действиях. О чем свидетельствуют многочисленные дворцовые перевороты той эпохи. Так что абсолютная внешняя свобода невозможна в принципе. Добивающийся такой свободы на самом деле старается ущемить права других в свою пользу, расширить свои возможности за счет других.

Другое дело Свобода внутренняя. Внутренне свободный человек это тот, кто при любых обстоятельствах поступает в соответствии со своими убеждениями. Или со своей совестью. В общем так, как сам считает правильным. Если свободному человеку приставить к виску ствол, он поступит так, как с его точки зрения должен поступать человек, которому к виску приставили ствол. А несвободный испугается и всех сдаст или выполнит все, что от него требуют. Свободным в этом смысле можно быть в любых обстоятельствах. Даже на эшафоте. Или на кресте. И смею думать, что именно к такой Свободе (будем далее писать ее с большой буквы) призывает нас Господь по слову апостола³⁹.

6.3.Свобода и право

Понятия «право» и «закон», тщательно различаемые немецкой юриспруденцией и почти не различаемые английской, в русском языке требуют семантической конкретизации. Само слово «право», этимологически отсылающее нас к понятиям правды и праведности, апеллирует тем самым к некоей объективной справедливости, к правильному (праведному) решению. «Закон» же означает, установленное сверху (впрочем, не обязательно свыше), предписание или запрещение, обязательное к исполнению. Таким образом право это то, что справедливо или праведно, а закон – то, что нам навязывается некоей силой, например государством⁴⁰. Разумеется, в идеале они должны совпадать. Для того и существует государство, чтобы справедливо, праведно разрешать различные спорные вопросы жизни общества, облекать эти решения в юридические формулировки и придавать им силу закона, то есть требовать неукоснительного исполнения всеми. Таков правовой порядок – наиболее щадящая по отношению к свободе форма существования государства.

Чем же он лучше других? Рассмотрим две альтернативы. Во-первых, порядок не правовой. Допустим, Некто (царь, президент, правительство и т.п.) обладает всей полнотой власти в стране, в праве решить любой вопрос на ее территории, не ограничиваясь никакими законами. Фактически это означает, что воля этого Некто и есть закон для всех остальных. Свободны ли эти остальные? Свободны до тех пор, пока воля правителя не вошла в противоречие с их совестью или убеждениями. Это непротиворечивое (свободное) состояние может продолжаться долго, но может и нарушиться в одночасье и для весьма многих. И тогда для внутренне свободных людей не остается иного пути, кроме насилия – либо самим подвергаться преследованиям, либо свергать правителя. Правовой же порядок такую возможность дает. Если закон перестает устраивать общество, этот закон можно и нужно изменять. И участвовать в этом процессе могут все граждане. Процесс это трудный и сложный, но он позволяет множеству людей договариваться, а значит обходиться без насилия, насколько это вообще возможно.

Другая альтернатива это анархия. Не в смысле бардак и хаос, а в смысле общество без государства, с одним лишь самоуправлением. Ведь как было бы замечательно определить с помощью законов, чего нельзя делать, чтобы каждый своею свободой не мешал свободе другого, и чтобы все это исполняли! И никакого насилия! Беда в том, что у такого порядка наверняка найдутся нарушители. Грешен человек. Ожидать, что никто не попытается за счет других получить себе какую-то дополнительную выгоду, расширить свою свободу, было бы не трезвенно. Потому то и необходимо государство, чтобы ограждать общество от подобных посягательств. Чтобы все были максимально и в равной мере свободны⁴¹.

6.4.Свобода и государство

Но доверяя государству эту функцию, не следует забывать, что государство – вещь очень опасная. Ведь государство, его органы и должностные лица тоже не прочь расширить свою свободу. Отчего бы им не сделать это за счет других, если есть такая возможность? А возможность есть – это и силовые органы, и административные, и суды… Потому то и важно, чтобы все эти структуры были жестко отделены друг от друга и каждая из них в отдельности напрямую избиралась народом и зависела только от него. Тогда им труднее будет вступить в сговор с тем, чтобы установить и поддерживать несправедливый (в свою, разумеется, пользу) порядок. Но контролировать их, следить чтобы они этого не сделали, должно общество, каждый из нас. Это нельзя доверить какой-то специальной структуре или организации. Ибо таковая и сама окажется частью той же системы, ее саму так же придется контролировать, чтобы она от защиты общественных интересов не перешла незаметно к лоббированию своих собственных. Иначе, чем больше свободы захватит себе государство, отняв ее у нас, тем труднее нам будет добиваться ее возвращения и восстановления справедливости. Образно говоря, не следует забывать – государство это не добрый дядя, который защищает нас от злых дядь и обеспечивает в добавок всем необходимым. Государство это волкодав, которого следует держать на цепи. Он необходим, чтобы достаточно убедительно, в крайнем случае и силой, призывать к порядку его нарушителей. Но сорвавшийся с цепи (т.е. не контролируемый обществом), такой волкодав опаснее любого нарушителя. Единственное спасение – немедленно его уничтожить.

6.5.Цена свободы

Наконец, рассмотрим Свободу как ценность. Люди, как уже говорилось⁴², часто ценят ее не слишком высоко, а то и не ценят вообще. Но за нашу Свободу Христос заплатил своей жизнью⁴³, потому мы и призваны пребывать в ней и не подвергаться опять игу рабства⁴⁴. Чего же требует от нас Господь за предоставленную нам Свободу? Не требует НИЧЕГО. Но ожидает многого. Ведь Свободу невозможно получить на определенных условиях. Человек, обязанный свою «свободу» как-то отрабатывать, тем самым уже не свободен. Свободу можно купить, выкупив себя из рабства своими силами. На это человек, как правило, не способен. Или можно получить в дар. Но это значит безвозмездно и безусловно.

Как и все дары Божьи, Свобода является не «пряником», который можно съесть (употребить в свою пользу), а напротив, неким заданием, требующим усилий от того, кто этот дар получил. Так, например, народу, совершившему Исход, Господь даровал Землю Обетованную. Однако, ее еще нужно было пойти и взять⁴⁵, что требовало немалых усилий. Так и Свобода. Она нам дарована. Но это вовсе не значит, что мы можем просто ею наслаждаться. Напротив, мы должны тщательно оберегать ее, опасаясь впасть в новое рабство. Иногда ради сохранения Свободы приходится жертвовать своей свободой (т.е., например, садиться в тюрьму), не говоря уж о более мелких жертвах, или даже жизнью, чему есть многочисленные примеры среди новомучеников ХХ века.

Чего же ожидает от нас Господь? Для чего Он даровал нам эту Свободу? Очевидно, того, что по приказу (закону, заповеди и т.д.) получить невозможно. «Возлюби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душею твоею и всеми силами твоими» – это призыв. Это невозможно сделать во исполнение предписания. Возлюбить можно только свободно. Христос указывает на эти слова, когда Его спрашивают о «наибольшей из заповедей»⁴⁶. Он часто отвечал не на то, о чем Его спрашивали, а о чем хотели спросить – на то самое главное, что составляло суть проблемы вопрошающего. Так и здесь, видимо, вопрос был не столько о заповедях, сколько о самом главном в Писании. Ведь это не заповедь. Ведь невозможно приказать себе, а тем более другому: «Люби!». Это призыв Божий, составляющий самую суть всего Священного Писания. Его невозможно исполнить по приказу. И если Господь до сих пор терпит все грехи и преступления человечества, которые Он мог бы прекратить в любой момент, то только потому, что Он до сих пор не потерял надежды на нашу любовь, которая невозможна без Свободы.